Макабр

В тёмные времена, когда считалось, что золотистый солнечный диск вращается вокруг зелёной планеты, а труд Коперника опубликован лишь четыре года назад, наступал рассвет. Лениво и неспешно, солнце восходило над горизонтом расчищая безграничную сапфировую темноту и россыпь тысяч сияющих звёзд. Бледный утренний свет не в силах пробиться сквозь тёмно-зелёные кроны букового леса. Бурая лошадь, запряжённая в скрипящую повозку, неспешно двигалась по вдавленной тропе, отличной от неровного мягкого грунта, застланного травяным одеялом. Копыта плюхались в неглубокие грязные лужицы с монотонным, усыпляющим звуком. Фонарь на повозке не переставая шатался. Танцевали длинные тени стволов и ветвей. Шуршали объёмные кусты с блестящими чёрными ягодами. В воздухе стоял томный запах розовых кустов, едва ощутимый за ароматом лесной сырости. Поводья сжимал мужчина неясного возраста - густая кучерявая чёрная растительность скрывала половину лица, тогда как другая была покрыта засохшей копотью и грязью. Одежда выглядела простой и практичной. Короткая плотная рубаха заправлена в заплатанные брюки, длиной едва дотягивающие до щиколотки. Плечи и голову покрывал коричневый шерстяной плащ. Мужчина смотрел вперёд немигающим взглядом. Там, на другом конце леса, его ожидает последняя переправа - Лангебрук. Построенный в далёком 1388 году, длинный деревянный мост, соединяющий Кель и Страсбург. Величественный, в глазах крестьян и торговцев, выдерживающий напор бурного Рейна и его жестокие паводки в межсезонье.

Солнце поднималось выше над горизонтом. Небо покрылось мелкими пушистыми тучками, светлело, но оставалось синего цвета. Буковые лес редел, бледнела трава, дорога становилась грязнее и шире. Подкормленная немытым корешком моркови, лошадь вязла в коричневой жиже, но неуклонно двигалась к мосту. Возле необъятно длинного Лангебрука шумно. Небесно-синие потоки Рейна всей мощью бьются об опоры, то ли проверяя на прочность, либо желая снести неестественное препятствие. Далеко за мостом, виднеется аккуратный и уютный на вид городок. Только на вид. Страсбург, как и другие древние города, имеет свою мрачную историю. Чёрная смерть, истребившая добрую треть населения Европы, добралась и до него в 1348 году. Чума обесценила жизнь, породив войны и преступления. Тёмные времена, с царящей тьмой в голове человека любого сословия. Первобытный страх перед вселяющей ужас болезнью породил событие, именуемое страсбургской резнёй. Как водится, человек ищет причину своих бед. В века невежества, виновные были найдены быстро. Евреи менее всех пострадали от чумы. Свою роль сыграли замкнутый образ жизни и правила гигиены, предписанные иудаизмом, но чуждые европейскому обывателю. Две тысячи евреев были убиты, из них девять сотен сожжены публично, а остальных изгнали из города. Всё кажется очевидным, но лишь кажется. Испуганными народными массами легко управлять. Бездушными кукловодами сей трагедии выступили должники тех самых евреев. После событий 1349 года, они поспешили поделить между собой имущество убитых и изгнанных. Более того, Карл IV, глава Священной Римской империи милостиво простил жителей Страсбурга за их злодеяния. Людские грехи и страх перед чёрной смертью оказались сильнее веских слов Климента VI. Две его папские буллы не смогли предотвратить еврейские погромы. Но в некоторых местах всё же удалось избежать резни. Марсель, серьёзно пострадавший от чумы, дал убежище евреям. Польский король, Казимир III, не просто смог сдержать народный страх, но и дал пристанище уцелевшим из других стран. Альбрехт II, герцог австрийский, был так же успешен. Позорная страница истории Страсбурга. Вероломное массовое убийство тех, кого должны были защищать. Повелись на этого лжеца, дьявола.

Солнце поливало светом бирюзовые крыши зданий, войлочные шапки зажиточных горожан и неприкрытые головы простолюдинов. Колёса повозки трещали, катясь по брусчатой дороге. Смрадный запах, свойственный тёмному средневековью. Нечистоты на тротуарах. Заляпанные грязью белые станы с декоративными деревянными дощечками, так же имеющими функцию поддержки на случай чего-то непредвиденного. Вдали остались геометрические каналы, наполненные мутными водами. Город похож на солнце или звезду, в представлении древних людей, если глядеть на Страсбург с небес. Повозка докатилась до площади и заняла место у самого края, ибо все лучшие места были заняты ещё до рассвета. Шум голосов. Торговцы яро зазывали покупателей. Сыры, мясо, рыба, ткани, разные мелочи. Мужчина тащил с повозки толстую шерстяную ткань. В летнее время, когда урожай только зреет и набирается сил, не остаётся ничего другого, как продавать мелкие бытовые предметы. Резные тарелки, кружки и ложки, сделанные за несколько часов до неприветливой ночи начиная с апрельского месяца. Гундальф, имя нашего странника. Обычный крестьянин, родом из Келя. Слыл трудолюбивым и надёжным человеком. Соседи, не имеющие средств перемещения, смело доверяли ему продажу своих изделий. Знали, что не подведёт, не обманет. Простой мужик, не обременённый большим интеллектом, но крепко верящий в Священное Писание. Гундальф достал из запазухи стеклянную бутылку, доверху наполненную мутным коричневато-жёлтым напитком. Сделав большой глоток, мужчина тут же спрятал её. Алкогольный напиток тут уже оказал своё действие. По телу прокатилась волна тепла и спокойствия. Католичество стёрло древние оккультные поверье о магической силе медового напитка. Употребление мёда служило ритуалом перехода в потусторонний мир. Никто и не вспомнит, почему убитых называли “опьянёнными”. Гундальф прислонился к повозке, бросив взгляд на готический собор, возвышающийся над Страсбургом. Здание из песчаника, добытого в вогезской цепи, нежного розового оттенка. Величавый собор настолько высок, что виден через всю равнину Эльзаса и по обе стороны Рейна - в Вогезы и Шварцвальде. Он будет считаться самым высоким зданием в мире более двух сотен лет. Опытному глазу будет ясно, что архитекторы ориентировались на французскую готику. Северная башня, достигающая высоты 142 метров, увенчана кружевным ступенчатым шпилем. Южная башня так и осталась незавершённой. Загадочная красота ассиметрии.

Жаркий июльский день близился к завершению. Продажи шли кое-как. Утешением служила купленная у соседа-торговца буханка хлеба, которой должно хватить на несколько дней. Гундальф молча смотрел на редеющую толпу покупателей. Усталость с дороги вместе с успокаивающим действием медового напитка клонили мужчину в сон. Гул голосов на площади начал стихать. Утомлённые веки смыкались. Как лошадь, он засыпал, опираясь о стенку старой повозки. Не сосчитать количество времени в полудрёме. Гундальф проснулся от монотонной пианинной мелодии.

- Клац-клац-клац-тум-тум-тум-туум-тум-тум... - играл неизвестный источник.

Он открыл глаза. Средневековый город покоился во тьме. Лишь в нескольких окнах горел тусклый свет одиноких свечей.

- ...ла-ла-ла-тум-ла-тум-туум... - стучали клавиши огромного невидимого пианино.

Мужчина поворачивался всем телом в разных направлениях Сон окончательно оставил его.

- Откуда музыка в поздний час? - задался вопросом крестьянин.

Небо спряталось за густые сизые тучи. Свет полумесяца растекался в участке своего нахождения, не в силах преодолеть пелену. Лошадь Гундальфа обеспокоилась - пыхтела и беспокойно стучала копытами.

- клац-клац-тууум... - музыка и не думала прекращаться.

Забравшись на повозку, мужчина укрылся тонким шерстяным покрывалом, сделав глоток медового напитка. Шпиль собора вырисовывался тёмным силуэтом сквозь ночь. Он напомнил Гундальфу о силе молитвы. Сердце бешено колотилось. Выученные наизусть слова отказывались выстраиваться в предложения, предпочтя разбежаться в разные стороны черепной коробки. В неугомонную мелодию прокрался хруст костей. По брусчатке раздавались звонкие шаги. Звук ударяющихся камней. Мужчина закрыл глаза. Лошадь заблеяла словно овца. Ему оставалось лишь молить Бога остановить неоткуда возникшие безумные звуки. Благом было скорое наступление рассвета. Короткие летние ночи. Гундальфу не удалось сомкнуть глаз. Услышав сквозь мелодию голоса людей, он встрепенулся. Небо чище не стало, но наполнилось слабым утренним светом.

- Вы слышите музыку? - мужчина осторожно спросил у торговцев.

Те лишь переглянулись, помотав головой. Скорее встав за прилавки, они поглядывали на крестьянина. Тот выглядел больным и напуганным. Белки глаз покраснели, кожа была бледнее пшеничной муки.

Площадь наполнялась горожанами. Этот день не отличался от предыдущего, и далее, перед ним. Лишь Гундальф выглядел странным, слыша то, что не слышат другие. Он вглядывался в лица людей с ужасом понимая, что дьявол смог прокрасться в его бессмертную душу, искушая на что-то, но что? Полуденным часом, на площадь вышла некая Троффеа. Дама не молодая, но статная. Бежевое платье с пышной ниже талии юбкой, касалось земли, с предплечий тянулись длинные рукава, обшитые бахромой. Волнистые русые волосы скрывались под плотной белой вуалью. Её лицо выглядело мрачным и напряжённым. Слегка задрав подол платья, дама пустилась в пляс, громко цокая по брусчатке мягкими кожаными красными башмачками. Она обратила на себя внимание публики, ловя недоуменные взгляды.

- Одержимая? - кто-то произнёс из толпы.

Лицо дамы не изменялось, будто её разум был где-то далеко, а тело безумно танцевало на площади. Её видел и Гундальф. Оставив повозку он подошёл к ней.

- Вы же слышите её? - он спросил с надеждой в голосе.

Женщина молчала, продолжая танцевать. Крестьянин заметил вблизи, что брови её даже нахмурены, а губы крепко сжаты в напряжении.

- Мы все её слышим, - произнёс чей-то пугающий голос.

Гундальф оглянулся по сторонам. Среди толпы танцевали обнажённые скелеты, как он не заметил этого раньше? Крестьянин вернулся к повозке. Перекрестившись, допил медовый напиток. Люди аккуратно обходили танцующую даму, кто-то даже смеялся. Вышедшие из толпы скелеты плясали вместе с ней. Пряди волос на костяных макушках подпрыгивали вместе со скелетированными танцорами. К вечеру, у них появилась компания - торговка и две пропащие женщины. Каблуки Троффеи сломались, отлетев в грязную лужу.

- Кто-нибудь, остановите её! - по всей видимости кричал её муж.

Он тщетно пытался увести женщину. Скелеты же крепко держали её за плечи, не позволяя вырваться из невидимого плена. В воздухе запахло чесноком и луком - древними средствами, что должны изгнать бесов. Домашние животные чурались безудержной танцовщицы.

Небо темнело, тучи становились грузными и тяжёлыми. Отчаявшийся муж давно покинул площадь, как и большинство людей. На улицах остались лишь пьяницы и бродячие торговцы. Горожане выглядывали из окон. Может в надежде на то, что танцы утихнут. Музыка громко звучала, так слышалось Гундальфу. Адская мелодия настолько приелась, что казалась невыносимой. Благо, завтра он вернётся в Кель с надеждой на то, что танцующий ужас останется в Страсбурге, далеко позади. Сонный, но не в силах погрузиться в дремоту, мужчина смотрел за танцующими женщинами и скелетами.

- Так выглядит ад, - невольно подумал крестьянин, - Боже, за что сея кара?

Он посмотрел в небо. Грянул гром, а вместе с ним заморосил мелкий дождь. Гундальф надвинул на голову шерстяной капюшон. В воздухе пахнуло свежестью, но аромат тут же сменился на запах тлеющей смерти. Помесь гнили и тления. Мужчина взглянул на собор, тот более не приносил успокоения.

Когда начало светать, Гундальф запряг лошадь и на всех парах двинулся прочь из города. Чем дальше он отъезжал, тем тише становилась бесовская мелодия. Угасал звук костей и удары обуви о брусчатку. Тёмный буковый лес казался куда более гостеприимным, не смотря на непрекращающийся дождь и волчий вой. Вернувшись в Кель, он поведал соседям о глубоком ужасе, что испытал на площади Страсбурга. Те лишь испугано качали головами, не в силах вообразить картину, описанную скудным словарным запасом мужчины. Лежа в своей худой постели, Гундольф пытался выкинуть из головы увиденное, но кошмары не оставляли его в покое.

- То кара небесная или искушение дьявола, - предполагал крестьянин.

Как объяснить и уяснить то, что выходит за рамки привычного понимания?

Две недели пролетели как один день. Гундальф вновь отправился в Страсбург. Более и никогда более, поездки в город не будут восприниматься как нечто обыденное. Воспоминания будут подкатывать к разуму, как нечто ужасное и неотвратимое. Мужчина вновь услышал знакомую монотонную мелодию при выезде с Лангебрука.

- Клац-клац-клац-тум-тууум-клац-ла-ла-ла-тум...- музыка глухими ударами билась в ушах Гундальфа.

Руки, сжимающие поводья, невольно затряслись. Лицо побледнело. Желудок испуганно задрожал. Пары недель хватило на то, чтобы Страсбург преобразился. Город стал не просто мрачным, над ним вновь висело невидимое облако страха, что читался в глазах и звучал в словах горожан. Городское правительство думало, что решило проблему. По всему Страсбургу открылись танцевальные залы. Площади заполнились музыкантами, выступающими на деревянных сценах, сделанных наспех. Однако, даже задорная громкая музыка не могла перебить жуткую мелодию, созданную самим дьяволом. Странникам, пребывающим в город из дальних земель, кажется, что наступило время какого-то продолжительного летнего праздника. Ровно до того момента, пока они не завидят лица большинства танцующих. Гундальф добрался до площади ещё до зари. Кое-какие торговые места были заняты, но ему удалось подобрать для себя местечко получше. Чем скорее он продаст товары, тем скорее уберётся из Страсбурга. Мужчина заметил, что число танцующих заметно увеличилось. Дама Троффеа была среди них. Изысканное платье окрасилось грязью и нечистотами, волосы спутались в коричневатый комок с торчащим из него куском вуали. Ноги вовсе были босыми, покрытые кровавыми ссадинами и бурыми пятнами. Лицо исхудало и обтянулось морщинами, расцвела синева под глазами, губы растрескались и напоминали скорее огромную рваную рану. Рядом с ней танцевал люд разных мастей - дамы в мехах из куниц и мягкого бархата, лорды в широкополых шляпах с цветастыми перьями, бедняки в рваной одежде, торговцы в фетровых шапках и даже монах, в коричневатой тунике с крестом на груди, неистово подпрыгивающим в ритме адского танца.

- Танцующие мертвецы, - произнёс мужчина в маске со стеклянным глазом и клювообразным носом.

Нетрудно угадать врача в столь своеобразном костюме - вощённый плащ до самой земли, чёрная кожаная шляпа и длинная тросточка (чтобы не касаться больных пациентов). От него веяло ароматом пряных трав, вроде смеси роз, амбры, мяты и можжевельника.

- Чума, вызванная “горячей кровью”, - сказал человек той же профессии.

Остановить танцующих не представлялось возможным. Как бесноватые, они бились в конвульсиях, продолжая плясать, опираясь ступнями на воздух.

Один из танцоров, тощий бедняк, повалился на брусчатку, обездушенный, мёртвый. Его место занял новый участник - престарелая дама. Труп страдальца унесли с площади на деревянных носилках. Его лицо навсегда запечатлело эмоцию полного безразличия.

- Их тела не выдерживают безумства души, - продолжил первый врач, - они умирают до того, как сердце отбивает последний удар.

В отличии от других, Гундальф видел и слышал куда больше. Количество скелетов возросло вместе с массой танцующих. Их пустые глазницы наполнились алым цветом. Наверняка такого цвета огонь в тёмных глубинах древнего ада. Безумие. Несмотря на тщетность религиозных действий, Гундальф неустанно крестился, успокаивая дрожащую душу медовым напитком. Густые тяжёлые тучи, укрывшие небосвод, будто пытаются скрыть от глаз Господа то, что творится под ними. В одном, отдельно взятом городе, балом правит дьявол.

Человеческая жизнь ничтожна и мимолётна. В плясках смерти участвуют все, мелодия ада сделала людей равными. В тяжёлые времена войн и мора человек всё чаще задумывается о тленности своего существования. И действительно, что имеет значение, когда жизнь может оставить бренное тело в любую минуту? Счастье теряет свой вкус, становясь бессмысленным. Невзгоды превращаются в незначительные события, становясь напрасными. Далёкое тёмное средневековье, почему твои смыслы имеют значение и в наш, быстротечный технологический век?

Пройдёт совсем немного времени, когда городские власти осознают роковую ошибку. Потакание адскому танцу завлекло ещё больше несчастных. Чума распространялась подобно чёрной смерти, но была более ужасающей. Телесная болезнь медленно выталкивала душу из тела, тогда как бесконечные пляски будто насмехались над самим понятием смерти. Ситуация улучшилась, когда в Страсбурге запретили любые увеселения - музыку, танцы, азартные игры, проституцию. Епископы и монахи проводили таинственные религиозные обряды, что должны были избавить город от власти дьявола. Шли недели. Тучи таяли, небо становилось прозрачно-лазурным. Пелена страха таяла. Танцоры останавливались и расходились по домам. Утомлённые, они не помнили дней безумных плясок. И никто из них не мог поведать причины, побудившей к танцам. Страсбург пах дымным запахом роз, гвоздики, мирры и ладана, но и нотой уксуса, коим залечивали открытые раны. Дьявольская мелодия становилась всё тише, а затем исчезла. Вместе с ней исчезли скелеты. Желтоватые кости обратились в прах, после того, как в глазницах растаяло адское пламя. Ходили слухи, что пострадал не только Страсбург. По региону прокатилась волна безумных плясок.

Что касается Гундальфа, он вернулся в Кель и поклялся более не приезжать в город. До конца своей жизни, он видел один и тот же кошмар. Обнажённый мужчина лежит лицом вниз, на его ягодицах выжжены ноты той самой мелодии. Её исполняет диковинный монстр с рыбьей головой. Ощущение гротеска, того самого чувства, что крестьянин испытал в Страсбурге. Он просыпался среди ночи от странных ощущений в нижних конечностях. Будто каждая мышца напрягалась от невидимого воздействия. Мужчина боялся, что однажды выйдет на площадь Келя и пустится в пляс, где его будут окружать скелеты и другие танцоры. Незримое пианино вновь заиграет мелодию. Страшно окончить жизнь в безумном танце, что насмехается над самим понятием смерти, превращая его в абсурд.

Прошло более пяти сотен лет, но никто до сих пор не может ответить на вопрос - кто или что стоит за плясками смерти?